«При жизни недостаточно ценил и лелеял я тебя, дорогая Марьюшка, зато по смерти свято исполняю волю, завет и желания твои. Твой всей душой. Евгений.» Такую трогательную надпись навечно выбил на валуне муж знаменитой в своей время писательницы Марии Всеволодовны Крестовской. На другой стороне того же камня были указаны названия ее лучших сочинений: «Ранние грозы», «Артистка», «Женская жизнь», «Исповедь Мытищева», «Дневник». Этот памятник любви Евгений Картавцов установил на могиле своей жены в имении Мариоки на берегу Финского залива…
РУССКАЯ ЖОРЖ САНД
«В наше время у некогда популярной писательницы Марии Всеволодовны Крестовской нет ни читателей, ни почитателей, – пишет в своей замечательной книге «Путешествие в русскую Финляндию» краевед Нина Григорьева. – После революции ее произведения не переиздавались… Звездный час М.В.Крестовской пришелся на начало ХХ столетия, а первые ее работы увидели свет, когда ей было двадцать три года».
Мария Крестовская была дочерью известного писателя Всеволода Владимировича Крестовского, автора романа «Петербургские трущобы».
«Перо ее, при женской гибкости, часто отличается почти мужской сдержанностью, – отмечала писательница, журналистка, литературный критик начала прошлого века Елена Колтоновская. – У нее не бывает того хаотического наплыва необдуманных чувств, которыми обыкновенно страдают женские произведения. Она не любит лирических отступлений и предоставляет своим героям говорить и действовать самим за себя. Тон ее в самых драматических местах остается сдержанным. В постановке женских проблем у нее всегда чувствуется широкая общечеловеческая основа, и совсем нет той женской узости, ограниченности и тенденциозности, которые вносят в них идейные феминистки».
Произведения Крестовской звали к счастью, к свету. Антон Павлович Чехов особенно оценил рассказ Крестовской «Вопль», появившийся в 1900 году и ставший протестом против лжи, власти капитала и женской закрепощенности. Крестовскую даже иногда называли «русской Жорж Санд»…
В уста одной из героинь рассказа «Вопль» Мария Крестовская вложила такие слова: «Что такое любовь! Ее каждый понимает и чувствует по-своему. Я не понимаю и не хочу какой-то вялой любви, глубокой и нежной, как вы там ее называете. Я хочу такой, чтобы пьянеть от восторга, чтобы совсем терять голову, хочу любви мучительной, жестокой, безумной, до унижения, до подлости, до преступления. Если меня никто не умеет заставить так полюбить себя, так хоть я заставлю других так, и именно так любить себя…».
И далее в том же рассказе, уже от лица автора: «Я поняла, что человек может жить только или чувством, захватывающим его вполне, или делом и идеей, дающими смысл всему его существованию. Я поняла, что для того, чтобы жить с сознанием своего права на жизнь, с оправданием собственного существования в своих же глазах, человек должен трудиться, должен сознавать свою полезность для других и работать над своим делом; должен уметь любить сам и быть любимым другими, а иначе его существование будет неполно и ненужно, а сам он жалок и несчастен».
«Она была одной из наиболее талантливых русских писательниц, – говорилось о Марии Крестовской в «Петербургской газете» 24 июня 1911 года. – Ее роман «Артистка» имел крупный успех, особенно в артистических кругах. Все допытывались, кого она изобразила в своей героине, перебирали имена наиболее известных артисток, и никто и не подозревал, что героиня романа – сама Мария Всеволодовна.
Большим успехом пользовалась одно из последних ее произведений – повесть «Исповедь Мытищева». Потом она отошла от литературного занятия, она писала уже не для печати свой дневник. Он сделается достоянием публики через несколько лет и явится, как говорит писательница Татьяна Щепкина-Куперник (с нею Мария Крестовская была особенно дружна. – Авт.), выдающимся документом человеческой жизни».
ДАЧА С БЕЛОЙ БАШНЕЙ
Личная жизнь Марии Крестовской не складывалась. Сначала – неудачный роман с немолодым женатым художником. Увы, спустя какое-то время он оставил совсем юную мать и ребенка на произвол судьбы и исчез.
Но затем судьба улыбнулась Крестовской: в Петербурге произошла ее встреча с Евгением Эпафродитовичем Картавцовым (Картавцевым). Человеком весьма состоятельным, достаточно лишь перечислить его должности: управляющий акционерным обществом Северо-Западных железных дорог, директор Крестьянского поземельного банка. Помимо всего прочего, еще и казначей Литературного фонда.
Венчание состоялось 28 апреля 1891 года в Петербурге в церкви «Все скорбящих радость» на Шпалерной улице. Картавцов усыновил сына жены – тем самым дал ему возможность со временем поступить в Морской кадетский корпус.
Он приобрел участок земли близ Финского залива в Великом княжестве Финляндском, недалеко от Петербурга, и устроил там усадьбу, назвав в честь жены, в которой души не чаял, – Мариоки. Роскошный дом, сиреневый сад и парк был устроены по эскизам Марии Крестовской. Проект дома выполнил молодой архитектор Евгений Вейнберг.
Изюминкой дома была высокая белая башня, на самый верх которой вела наружная лестница со смотровыми площадками. Оттуда открывались чудесные виды на Финский залив, берега Черной речки и окрестности, были видны Кронштадт и далекий Петербург… Красота усадьбы и очарование ее владелицы влекли сюда многих известных людей.
«Осенью 1905 года в «Мариоки» приходит сообщение о гибели в Цусимском сражении крейсера «Светлана», где служил сын Марии Всеволодовны, – отмечает краевед Нина Григорьева. – Целый месяц она оплакивает его, но потом поступает новое известие: сын – один из немногих, кому удалось спастись, проведя более десяти часов в ледяной воде. Через три месяца он приезжает в «Мариоки», оставив в Японии гейшу, полюбившую его настолько сильно, что она приняла христианство. Тревожное время осталось позади, и мать счастлива. Однако нервное потрясение отрицательно сказалось на состоянии ее здоровья. Муж возит Марию Всеволодовну на лучшие курорты Европы, показывает ее лучшим врачам, но диагноз безжалостен»…
«Последние годы жизни Крестовской были сплошной мукой, – вспоминала Щепкина-Куперник. – Иногда она была совсем готова к уходу… Иногда в ней просыпалась страстная жажда жизни, и она начинала выезжать, устраивать у себя вечера, чтобы заглушить свою тоску о любимом человеке, которого она постоянно видела, так как он был «дружен домами» с ее мужем, но который был для нее уже чужим и недосягаемым. Она собирала у себя интересовавшее ее общество. Во время приемов оживленная, сияющая своими огромными голубыми глазами, переходила она от группы к группе, приглашала к столу, накрытому изящно, с цветами и венецианским топазовым сервизом, блистала остроумием, – а на другой день сваливалась в полной прострации недели на две».
Однажды, в последний год своей жизни, Мария Крестовская решилась быть на литературном вечере, на котором давали отрывки из запрещенной пьесы Мережковского «Павел I».
«Доктор и близкие не решались отказать ей в этом желании, – вспоминала Щепкина-Куперник. – Было ужасное впечатление: словно мы обряжаем покойницу. Легкое белое платье висело на ней, как на скелете. Она набросила на себя белую кружевную шаль, чтобы скрыть худобу, тронула румянами щеки: глаза горели неестественным голубым блеском. Ей страстно хотелось на минуту обмануть себя, на минуту уйти в живую жизнь, к живым людям…
Среди элегантных туалетов, фраков, мундиров выделялась богатырская фигура Шаляпина. Он был что-то не в духе и довольно небрежно отвечал на приветствия и комплименты. Крестовской страстно захотелось его послушать. Она потребовала, чтобы ей его представили, и с прежней своей горячностью стала просить его тут же что-нибудь спеть. Шаляпин был неприятно поражен. Он не знал, кто она и что она… Он вежливо, но твердо отказал. Она продолжала настаивать… Натянутые нервы М.В. не выдержали: с ней сделалась истерика… Несчастная потянулась к людям, к жизни -– и на ее последнюю просьбу жизнь ответила грубым отказом…»
Когда Мария Всеволодовна скончалась, супруг был безутешен. Он похоронил ее в парке возле усадебного дома. «Десять лет назад, когда Мария Всеволодовна была еще совершенно здорова, она сама, как бы шутку, выбрала место себе для могилы в своем чудном имении Мариоки, – говорилось в «Петербургской газете». – Теперь на этом месте – скромный белый крест, а потом будет и памятник».
На могиле появилась гранитная скала из трех валунов – этот памятник стали называть «могилой любви». На одной стороне выбили надпись: «Мария Всеволодовна Картавцова, рожденная Крестовская, родилась 30-го ноября 1862 года, скончалась 24 июня 1910-го года». На другой стороне были перечислены ее лучшие сочинения. Чуть позже на могиле установили скульптурный памятник работы Всеволода Лишева, запечатлевший образ Марии Крестовской. Рядом, на маленьком постаменте, застыл маленький бронзовый медвежонок, преданным взглядом смотревший на хозяйку.
«Картавцов вспоминал, что как-то подарил жене плюшевого медвежонка, с которым она не расставалась и даже умирая просила посадить его рядом, – отмечает краевед Нина Григорьева. – Под всем этим скульптурным ансамблем был склеп, где покоилось тело хозяйки имения. Там же Картавцов оставляет место для себя».
Впрочем, про медвежонка есть и другая версия. Когда Мария Крестовская отправилась в Мюнхен на хирургию рака, ей лично не решились рассказать о качестве заболевания. Однажды она случайно прочитала письмо о своей болезни, адресованное ее мужу. После этого ее состояние ухудшилось настолько, что оперировать было нельзя. И одна баварская принцесса, ее подруга, подарила ей плюшевого медвежонка, сказав, что это принесет невероятную удачу, что многие безнадежно больные исцелялись с помощью плюшевого мишки.
Мария всегда держала плюшевого мишку рядом. Ее состояние улучшилось настолько, что можно было провести операцию. Хирургия прошла успешно, и она жила еще почти два года без каких-либо болей. У медвежонка было свое место за обеденным столом, и все гости должны были его приветствовать. Когда Мария выезжала на прогулку, медвежонка Вилли сажали на колени лакею, подышать свежим воздухом…
В 1913 году в память жены Картавцов воздвиг в имении, рядом с ее могилой, церковь «Всех скорбящих радости». Белую, строгую, величественную, в стиле древнерусского зодчества. Автором стал мастер неоклассики Иван Фомин.
Еще в последние годы жизни Мария Крестовская мечтала об устройстве в своем имении санатория. Было составлено духовное завещание и перечислены крупные денежные суммы в общество Красного Креста на его создание и благоустройство.
«Муж известной, ныне покойной писательницы, член совета Русского для внешней торговли банка Е.Э. Картавцов отвел в своем имении «Мариоки» участок земли, где будет устроена санатория для престарелых писателей, художников, артистов и музыкантов – имени Марии Крестовской, – отмечалось в феврале 1914 года в «Петербургской газете». – В проекте – огромное здание. Постройка санатория, по его словам, займет не год и не два». Здание санатория начали строить в 1914 году, но Первая мировая война спутала все планы…
ДЕНЬ МАРЬИНОЙ ГОРЫ
Евгений Картавцов распорядился на том же памятнике, где признавался в любви к своей жене, сделать надпись и в честь себя, мечтая быть захороненным рядом с женой. Но все сложилось иначе: он умер в эмиграции в Париже в 1932 году, пережив жену на двадцать два года…
После революции присматривать за имением остался управляющий. Во время финской гражданской войны 1918 года усадьба была разграблена, потом стояла бесхозной. Как и многие другие пустующие постройки, она была разобрана: сосед Крестовских перевез строения из Мариок под Хельсинки. За памятником и парком ухаживали местные жители.
Во время «зимней войны» 1939-1940 годов через эти места прокатились боевые действия. От церкви остались одни руины. Храм был железобетонным, поэтому его развалины и сегодня производят очень сильное впечатление. Сохранились также фрагменты ограды, фундамента и ворот…
В настоящее время территория усадьбы превращена в исторический парк. По сложившейся уже традиции, каждый год 24 июня, в день памяти Марии Крестовской (день, когда в 1910 году она ушла из жизни), здесь проходит День Марьиной горы, посвященный писательнице. Звучат воспоминания, стихи поэтов, гостивших на Карельском перешейке…
В 2014 году скульптор Олег Кузнецов по старым фотографиям воссоздал памятник писательнице, который был торжественно открыт в День Марьиной горы.
Сергей ЕВГЕНЬЕВ
Специально для «Вестей»
На фото – Мария Всеволодовна Крестовская и Евгений Эпафродитович Картавцов